— Старая дура, пошла ты на фиг!
Я орала, перекосив рот, потому что баба Лена не пустила меня на дискотеку в общежитие Автодора. Мне было 16. И мне было обидно, что старая грымза несправедливо держит меня под замком, потому что я не помыла полы,
или не перебрала картошку в подвале или еще что-то там не сделала. Теперь, когда бабы Лены уже лет десять как нету, я часто вспоминаю это свое «старая дура» и заливаюсь стыдом внутри и снаружи. Это же была моя баба Лена, Елена Андреевна Морозова, пережившая войну, эвакуацию, вырастившая троих дочерей, отстроившая половину послевоенного Петрозаводска. Но именно эти слова вылетели из моего рта. Это была я, добрая девочка Наташа, жалеющая бездомных кошек и собак, а не Франкенштейн и не Фредди Крюгер.
Я часто думаю о том, как двойственно мы относимся к своим детям и к старикам.
Ребенок, который стоит на линейке в белой рубашечке с букетом в руке, а если повезет, то еще и читает без запинки стихотворение на всеобщей линейке — это наша гордость. Ребенок, танцующий на переднем фланге хип-хоп — это новая порция счастья в твое родительское сердце. Но твой же ребенок, разбивший чашку или пробежавший в обуви в свою комнату за скакалкой или мячиком — это враг номер один. И неизвестно из каких любящих глубин подсознания выскакивают «Дебил», «Ты что дура», «Мама что уборщица», «Сколько можно гадить». Играет в спектакле — моя-то лучше всех. Не понимает математику «Настя, ты что даун?».
Так же и со стариками. Мы пишем слова благодарности, носим георгиевскую ленточку в кедах вместо шнурков, вешаем их на антенну машины, уступаем место, 9 мая мы искренне кланяемся каждому орденоносному старику. Но если в магазине рядом с нами стоит не совсем ухоженная бабушка, мы отодвинемся, закатим глаза к потолку, заявив как бы в сторону: «Госпади! Ну и ванища!». Если в доме живет старик, который зубы вставные может достать во время всеобщего ужина изо рта, облизать, как конфетку и снова вставить в рот — то это бесит. Потому что мы конформисты. Мы сделали ремонт в прошлом году, купили плазму, сделали модную перепланировку, у нас стеклянный столик на кухне. У нас дети ходят в бассейн, в театр и на английский. Мы успешные. Мы на машине. Мы работаем в мэрии (в магазине, в фирме по производству чего-то актуального). Про нас пишут в газетах. Наш день занесен в органайзер мобильника. А тут этот дед. Ночью опять нассал. И орет, когда смотрит телевизор «Да, да, Сталина на вас нет! Все уже разворовали». Он придирается к детям, своим внукам, что громко слушают музыку. У него все валится из рук. Он не застегивает ширинку. Он забывает причесываться по утрам. Ухххх, как достал. И ты, сама доброта, воспитанный, гуманный человек, неизвестно каким образом подпускаешь пушкинское «Когда же черт возьмет тебя». Потом, правда, поймав себя на цинизме, гонишь эту мысль и отстраняешься от нее, как тот ежик «Это не я, это не я».
Зато когда наступает 9 мая, мы понимаем, что наш старик — один из тысячи выживших участников или ветеранов войны. Ты начинаешь чистить его пиджак, натирать ордена, делаешь более-менее приглядную стрижку своими руками. Готовишь морально и физически к параду, если он еще может выходить или к приему гостей, если он вменяем и может что-то рассказать внукам, правнукам, соседям, краеведам со школьного кружка истории. Раз в год ты понимаешь, что у тебя в доме живет или доживает история. Шаркает ночами, пробираясь лыжной шуршащей походкой в туалет, храпит, выпускает газы, много ест, ворует йогурты у внуков.
Но 65 лет назад он был героем. Он вернулся домой победителем. Его целовала жена. Он не снимал гимнастерку, потому что она ему шла. А ордена подчеркивали мужественность победителя. И вот он дожил до того времени, когда стал обузой тем, для кого он мужественно расчищал родную землю, веря, что потомки скажут ему спасибо. Как сказала недавно в телепередаче одна из легендарных зенитчиц: «Во время войны мы все свято верили, что те, кто останется жить после войны, будут бесконечно счастливы». Война закончилась 65 лет назад. Можем мы сказать, смело глядя в лицо своему домашнему старику: «Ты же счастлив, разве ты не заметил этого».
Я сейчас не обвиняю других, я обвиняю саму себя. Я такая же. Я обещала бабуле, что вырасту, начну зарабатывать деньги и куплю ей цветной телевизор, а сама порой не брала трубку, когда она звонила, потому что знала, разговор будет долгим, не успею выпить с подругами. А бабуля звонила в пейджинговую службу, как я ее научила и вместо: «Передайте для абонента такого-то следующее» говорила: «Але, позовите Наташу». И все ждала меня и ждала. Считала дни, когда я соизволю выделить ей день, чтобы сводить к себе помыться, потереть спинку, постричь ногти и волосы, подраить пятки. Это не так приятно, как выпивать сухое красное вино, рассуждая о сущности искусства.
На дворе Дни Победы. В молодых людях просыпается гордость за стариков. Благодарность. Лучшие чувства. Я знаю. Ведь люди в сущности хорошие. Я просто хочу, чтобы это чувство продлилось побольше. Подольше. Перекинулось на будни. Поселилось рядом с нами. Чтобы мы сняли мундир с орденами, помыли своего дорогого старичка, погладили по голове, расспросили про молодость. Ведь рассказать-то хватит на три «Голливуда» сценариев. И это будет наша собственная маленькая победа над самими собою. Над нашей ленью, брезгливостью, бездушностью. Ведь другой Победы, в отличие от них, у нас не было. Так победим?
Наталья Севец-Ермолина, замредактора газеты ТВР-Панорама, учредитель и владелица городского журнала Ptz.
